В.Айсин
Обеденный перерыв посреди Средне-Русской возвышенности

– Отсель – туды! Вот так и будем городить, – Елизарыч топнул ногой и разрезал ладонью направление: – Петька! Там – подале.

Петька воткнул лопату:

– Здеся?

– Не, поближе.

Семен задел Елизарыча плечом:

– Отойди-ка.

Елизарыч отшагнул и скептически поправил шляпу.

Семен и Петька одновременно поплевали на ладони и стали копать.

– На аршин и хватит, – сказал Елизарыч.

Мужики докопали ямы, взялись за бревно, кряхтя подняли его на попа и поставили в яму.

– Ровней, – скомандовал Елизарыч.

Петька держал, а Семен лаптем сгребал землю к столбу и усердно топтался.

– Сойдет.

Они пошли ставить второй столбик, а Елизарыч, неудобно держа папку локтем, расстегнулся и стал отливать на столб.

– Ты, Елизарыч, что кобель. Просто так не ссышь – токмо под столб, – сказал Семен.

– Ага, – сказал Елизарыч, стряхивая конец и застегиваясь, – природой так положено.

Семен криво ухмыльнулся и сказал Петьке:

– Говорит, природой положено ссать на столбы...

– Тебе, лапотнику, что не понятно, то и смешно, – рассердился Елизарыч. – Кобель, думаешь, зачем ссыт?!

Семен и Петька радостно переглянулись.

– Хочется ему? – пожал плечами Петька.

– Не-е, – важно сказал Елизарыч, – он территорию помечает. Вот как мы забором, а он, значит, этим. Кабыздох к примеру пометил, а Полкан после пришел, понюхал и сам себе подумал: "Э-э, да тут Кабыздоха территория". Понял?

Семен слушал с раскрытым от внимания и любопытства ртом.

– А у человека, можно сказать, генетическая память... или там рудимент – на столбы ссать. От обезьяны еще. Чтоб нюхать... чтобы не нагибаться, значит, каждый раз.

– Не, Елизарыч, – сказал Петька, – мы это нюхать не согласные.

И они с Семеном вежливо гыгыкнули.

– Тьфу! – огорчился Елизарыч.

– А облизяна тут при чем? – спросил Семен.

– Ну как же. Мы же от нее произошли.

Семен, натягивавший колючую проволоку между столбами, застыл в размышлении, потом сказал:

– Эт ты чё–то того, Елизарыч. В Писании сказано – от Адама мы...

– Вот я же и говорю, что темнота, – сказал Елизарыч и аккуратно высморкался на землю. – Наукой доказано, а ты тут с Писанием суешься. А наука – это когда вообще все точно. Понял? Тютелька в тютельку.

– Ишь ты подишь ты, – сказал Петька, утирая рукавом нос.

Семен опять надолго задумался, потом, очнувшись, дернул проволку:

– Давай! Растопырил варежку.

– Ай, – взвизгнул Петька, – ты чё, Семен, руку же!

– От облизяны!.. – себе под нос бурчал Семен. – Придумают же... Сказал бы еще от лешего али от кикиморы.

Елизарыч повернулся спиной к компании.

– Ага, – сказал он, – Клашка едет.

Семен оглянулся на приближающуюся телегу и сказал:

– Щас. Пролет закончу. Петька! Руби проловку.

– Не проловку, а проволовку, – сказал Петька, глянув на Елизарыча. – Наука!

Подъехала Клашка на телеге:

– Эй, работнички, обедать.

– Ты, Клашка, будто все время брюхатая, да никак не разродишься, – сказал Семен.

Клашка воткнула руки в бока, подошла вплотную к Семену и толкнула его своим крутым, твердым животом:

– От тебя, худобздей, что ль брюхатеть?..

– Ладно, – сказал Семен, отступая, – харч давай вынай.

Еда была – щи и гречневая каша. А на запивку – кувшин молока.

Клашка легла неподалеку на бочок, упершись животом в землю.

– Клав, – сказал Петька, насытившись, – вон Елизарыч говорит, что ты от кикиморы произошла.

– Болтай, – сказала Клашка, сонно хлопая глазками. Потом она потянулась, одновременно зевая, и вдруг плавно перекатилась на животе, как на колесе, на другой бок. И взвизгнула: – И-их!..

Мужики лежали вокруг пустой посуды.

– А вот, скажем, у Дарьи самогон лучше... – сказал Семен.

Петька и Елизарыч лениво молчали. Семен почесал небритый подбородок:

– А вот, скажем, у мериканцев – если выпивка, так никакой закуски, только выпивка. И даже очень разная. Виски там... И остальное. Хочешь – с содой, хочешь – без соды...

– А сода-то зачем? – спросил Петька.

Клашка перекатилась на животе туда-сюда и снова взвизгнула. Вид у нее был очень радостный.

– Жаль букашек подавила, а так – очень даже приятно, – и снова перекатилась туда-сюда.

– Как зачем? – сказал Семен. – Для этого... шипучести. Чтоб в нос шибало.

– А зачем чтобы в нос? – не унимался Петька.

– Вот ты бестолочь, – сказал Семен, – и вопросы у тебя такие же...

– Нет, главное выдумывает всякую дрянь, и меня же потом обзывает.

– Я не выдумываю, а все доподлинно знаю!..

– Ага... куда уж... натурально американец... Брешешь все!

Семен встал, смял на голове шапку и швырнул ее оземь.

– Щас бить тебя буду.

Петька тоже встал, резким движением головы сбросил шапку и расставил руки:

– Это еще поглядим.

– Эй, мужики, хорош безобразничать, – сказал Елизарыч вставая.

– Бей первый, Семен, – сказал Петька. – До первой крови, ага?

– Погодь, погодь, мужики, – заволновался Елизарыч.

Семен кивнул, сжал большой и твердый, как дерево, кулак и стал неспеша замахиваться. Елизарыч, стоявший справа от Семена, не успел уклониться и получил прямо по физиономии этим самым кулаком. Он завизжал, схватился за нос и побежал к телеге.

Семен почесал затылок:

– Ладно, Петька, давай теперь ты бей.

Петька кивнул, медленно замахнулся и треснул Семена по лицу. Тот пошатнулся и упал на задницу.

– Клашка! – крикнул Елизарыч. – Чего лежишь? Разнять их надо!

– Ай, – сказала Клашка, – ну их, – и снова перекатилась через живот, дрыгая ножками.

– Ну я тебя щас!.. – сказал Семен.

Он схватил лежавший неподалеку топор и встал. Петька отскочил, вытащил из земли вилы и вернулся к месту сражения.

– Ты чего, Семен, на кулачках же... – сказал он.

– Ага, – сказал Семен и швырнул топор в голову Петьке.

Петька увернулся от пролетевшего рядом с его головой топора, сплюнул на бок и поднял вилы.

Семен проглотил слюну, отступил на шаг. Петька неспеша замахнулся и ударил. Семен успел выставить руку, она попала между остриями вил и задержала их. Но одно острие все же воткнулось Семену в щеку, прокололо ее и кончиком вылезло во-внутрь рта. Все замерли. Семен языком пощупал острие, словно больной зуб, сильно толкнул от себя вилы и схватился за щеку.

– Ах ты, Пиночет!.. Ты мне морду проколол...

Петька бросил вилы и отбежал на приличное расстояние.

– Что, Семен? Не сильно? – суетился подскочивший Елизарыч.

– Уйди, а то опять по сопатке заеду! – сказал Семен и погрозил Петьке кулаком.

Петька сделал неприличный жест рукой, повернулся и стал уходить.

– Э-э, постой! Моя очередь бить, – крикнул Семен.

Петька повернулся и крикнул:

– Эй, американец, засунь в жопу палец!

И не оглядываясь зашагал прочь.

Клашка очередной раз перекатилась через живот, покряхтывая встала, поставила руки в бока:

– Ну что, работнички, поели?..

И стала собирать посуду.